Оливия Джоулз, или Пылкое воображение - Страница 65

Виктории, скачущим на верблюде, в тюрбане, с винтовкой в руке – он штурмует какой-то форт, затерянный в песках пустыни. В нем было что-то театральное: душа бивака, привыкший к мужскому окружению, при этом – далеко не гомосексуалист.

– Чаю? – спросил он, картинно подняв бровь.

То, как профессор разливал чай, напомнило ей лабораторные работы на уроке химии. Маленькое театральное действо: молоко, заварной чайник, кипяток, масло, сливки, джем. До нее вдруг дошло, почему англичане так держатся за свой ритуал чаепития. Английский чай. Какая блистательная возможность занять чем-то руки, покуда разговор соскальзывает в опасную зону, где бал правят эмоции и инстинкты! «Э-э-э... чересчур крепкий? Добавить кипяточку?» Профессор Уидясетт покашливал, отфыркивался, прочищал горло – все это, задавая ей бесконечные вопросы, которые имели до странности мало общего с предстоящей ей поездкой на Красное море и погружением с аквалангом в нетронутых туристами местах. Что она вынесла из путешествий по арабским странам? Какие, по ее мнению, мотивы стоят за джихадом? Не приходило ли ей в голову, насколько странно, что, пользуясь техническими благами цивилизации: телевидением, компьютером, автомобилем и т.д., – ей никогда не доводилось сталкиваться с вещами, произведенными в арабских странах? Еще молока? Позвольте, позвольте – я сам открою чайник, – надо его долить. Как ей кажется, причина этого – презрение, которое питают арабы ко всякому труду, или же дело в том, что Запад просто не закупает их товары, заведомо им не доверяя? А не кажется ли ей, что арабы так ненавидят Запад еще и потому, что страстно любят все технические новинки? Капнуть еще молока? Сахар? Не случалось влюбиться в араба? Нет, что вы, это не чай, это кошачья моча! Надо сказать официанту – пусть принесет новый!

– Профессор Уиджетт, – не выдержала, наконец, Оливия. – Простите, но это Салли Хоукинс просила Вас о встрече, или это Вы позвонили ей и попросили меня найти?

– Эх, Салли, Салли... Совсем не умеет притворяться, – вздохнул он, отхлебывая чай. – Увы.

– Так вы из МИ-6? – догадалась Оливия.

Профессор ответил ей холодно-оценивающим взглядом голубых глаз.

– Тише, тише, дорогая, – в его манере опять пробилось что-то от полковника колониальных войск. – Такие вопросы не принято задавать просто так, вы не находите?

Он отхлебнул еще чая, отправил в рот еще кусочек рогалика, все так же испытывающе глядя на нее.

– Хорошо, – и тут, склонившись к ней и пафосным жестом накрыв своей рукою ее ладонь, профессор произнес театральным шепотом: – Вы готовы нам помочь?

– Да, – прошептала ока в ответ.

– Тогда надо трогаться.

– Куда?

– На конспиративную явку.

– А далеко это?

– Право, не знаю.

– Я думала, это ваши люди следили за моей квартирой.

– Следили? Боюсь, они работают на кого-то другого.

– Поняла, – кивнула она. Ей надо было привыкнуть к этой мысли. – Хорошо, но как же тогда быть с вещами?

– Вещи... Вещи, Оливия... Человек не должен привязываться к вещам.

– О, да. Но... Но мне же понадобится какая-то одежда...

– Составьте список. О «вещах», – он неопределенно махнул рукой в воздухе, – позаботятся наши люди.

– Господи, разве нельзя было сразу встретиться в аэропорту? Без лишней суеты?

– Дорогая! В планировании любой операции бывают просчеты, – сказал он, вставая из-за столика.

42

Уиджетт нес себя, как султан. Скользящей походкой он шел через путаницу улочек, прилегающих к Сент-Джеймс Стрит, невыразимо элегантный в своем кашемировом пальто, награждая встречных хищным орлиным взглядом или взглядом, полным восхищения, в зависимости от того, мужчина или женщина попадались ему на пути. «Как же он был хорош лет в сорок!» – подумала Оливия. Она вполне могла представить себе, как она, в вечернем платье, спешит с ним под руку через сутолоку этих же улочек – на званый обед, или просто потанцевать в «Cafe' de Paris».

– Куда мы идем? – спросила она, чувствуя, как в душу ей закрадывается сомнение: а вдруг Уиджетт вовсе не агент МИ-6, а просто старый сумасшедший?

– К реке, дорогая, – он вел ее очень запутанным путем: какими-то переулками позади Уайтхолла. Наконец, они оказались на набережной. Оливия увидела пришвартованный возле причала полицейский катер. Увидев Уиджетта, человек в форме, стоявший на палубе, вместо того, чтобы вызвать психовозку, которая увезет выжившего из ума старика, предварительно запеленав его в смирительную рубашку, весь собрался – разве что честь не отдал. У Оливии отлегло от сердца: Уиджетт был человеком спецслужб. Их человеком.

– Бравые ребята? – усмехнулся Уиджетт, показывая на катер.

– А где же конспиративная квартира?

– Зачем тебе это знать? Желаю хорошо поужинать и выспаться, а утром я вас всех навещу, – и, элегантно помахав рукой на прощанье, Уиджетт исчез в толпе.

Едва Оливия ступила на палубу, катер сорвался с места, выскочил на центральный фарватер Темзы и, набирая скорость, понесся вверх по течению. Вскоре Биг Бен и здание Парламента стали лишь далеким силуэтом в зыбком лунном свете. Оливия стояла на носу катера, наслаждаясь скоростью. Сердце ее билось от возбуждения, в голове звучала тема из «Джеймса Бонда». Вытянув правую руку вперед, она сложила из пальцев пистолетик и представив, что палит по врагам, прошептала: «Бах! Бах!» Тут катер со всего маху врезался носом в волну: каскад холодных и грязных брызг – Темза есть Темза – окатил Оливию с ног до головы. «Пожалуй, остаток путешествия лучше провести в каюте...» – решила она.