Оливия Джоулз, или Пылкое воображение - Страница 24


К оглавлению

24


Оливия отодвинулась от экрана и саркастически расхохоталась. Ничего себе идейка: клиенты переводят Трэвису полмиллиона долларов, чтобы время от времени получать пару билетов на бейсбольный матч или бесплатный диск с демо-записью! Круглосуточная горячая линия «Анклав» отозвалась механическим голосом автоответчика. Ну конечно: все специалисты по стилю жизни были слишком заняты «организацией вложения сотен тысяч долларов в программу интенсификации потребления эксклюзивного досуга, основанную на новейших компьютерных технологиях», и поднять телефонную трубку им было просто недосуг.

Оливия вызвала «Google» и в очередной раз набрала в поле поиска: « Феррамо ». Ни-че-го.

12

В оформлении гостиничного бара дизайнер обыграл тему пустыни: стены были оклеены обоями с нарисованными на них агавами, взметнувшими свои листья от пола до потолка. Пол был покрыт пробкой, а лампы напоминали огромные цветы, распускающиеся в пустыне весной. Под потолком – из каких-то одному только дизайнеру ведомых соображений – были подвешены две рыбы. Оливия сидела за столиком, наслаждаясь утренней чашкой кофе и солнечным светом, льющимся со стороны бассейна. Кинопробы, судя по всему, только начинались. Какой-то молодой человек, истекая потом от жары – на нем были плотные камуфляжные брюки и фетровая шляпа – бродил среди девиц, что-то помечая в мини-компьютере и явно стесняясь своей роли.

Оливия заметила Кимберли раньше, чем та увидела ее. Неправдоподобно большие груди девицы просто нагло вываливались из тоненького белого топика, чуть ли не болтаясь из стороны в сторону над несуществующими бедрами, которые обтягивала почти символическая юбочка телесного цвета. Прекрасно осознавая свою сексуальность, Кимберли еще и посасывала палец, напоминая при этом пятилетнюю девочку и порнозвезду одновременно. Вдруг Кимберли заговорила сама с собой:

«Я, – я хочу хотя бы определенности. Это ожидание... Мне надоело ждать... А она... Она забрала пробы – всю кассету. Сказала, чтобы я позвонила ей, – а потом не брала трубку. Заставила меня минут десять ждать на линии. Ну да, десять: я три песни успела послушать. Ничего себе, да?»

Мимо Кимберли прошли два парня: окинули ее полуобнаженные прелести скучающим взглядом и направились дальше. Оливия усмехнулась: в этом – весь Лос-Анджелес. Женщины, которых в Нью-Йорке или Лондоне мужики провожают долгим взглядом, здесь не котируются. У красивых баб в Лос-Анджелесе на лбу написано: «Актриса в поисках роли. Буду доставать партнера разговорами о карьере. Склонна к истерике». В Майами смотреть на красивых людей – одно удовольствие. А здесь красивое тело просто кричит: «Ну взгляни на меня, взгляни! И сделай меня кинозвездой!» В Майами же если от тебя чего и хотят, то разве что переспать с тобой.

«А когда наконец я к ней пришла, – продолжала Кимберли, – она говорила со мной, словно я пустое место какое! Заявила, что на записи у меня, – тут голос Кимберли задрожал от отчаянья, – недостаточный коммерческий потенциал!»

Кимберли слегка повернула голову, и Оливия увидела дужку мобильника у нее за ухом. Ну что ж, хоть это утешает – значит, Кимберли еще не совсем тронулась рассудком. И все же Оливия не могла избавиться от какого-то чувства жалости, которое вызывала у нее эта девушка.

«Да, хорошо бы, – Кимберли явно приободрилась. – Может, я могла бы сыграть на подмене в сцене с обнаженкой? Ну да, на двоих, а что? Они бы потом подмонтировали, что надо...»

«Интересно, а происходящее здесь сегодня – тоже подмена? – подумала Оливия. – Действо для отвода глаз? Все эти кинопробы...»

Она поднялась из-за столика и решительно направилась к Кимберли:

– Привет!

Ответом ей был настороженный враждебный взгляд. Можно подумать, от каждого, кто обращается к ней: «Привет», – Кимберли ждала удара.

– Оливия Джоулз. Мы познакомились в Майами. Я журналистка, пишу для «Elan».

Кимберли мгновение смотрела на нее, явно не узнавая. Потом пробормотала: «Ну, мне пора», – реплика явно адресовалась телефонной собеседнице – и обернулась к Оливии, уже включив улыбку и бормоча все, что полагается в этих случаях, вроде: «Ну конечно, Оливия, дорогая...»

– А где Деми? – поинтересовалась Оливия, когда со всеми охами по поеоду нечаянной встречи было, наконец, покончено. – Она будет на пробах?

Она почувствовала, что между ней и собеседницей тут же возникло странное отчуждение.

– Она что, болтала про меня? В смысле, я-то ничего плохого про нее говорю, ну... Она тебе про меня рассказывала, да? Ты в курсе? Только честно! По-моему, у нее слегка крыша поехала и все такое. Нет, я конечно, ничего такого не говорю!

Оливия растерялась: Кимберли и Деми – они же были подружки не разлей вода. С тех пор как она их видела... Она принялась судорожно соображать, сколько с тех пор прошло времени. Выходило, что всего два дня.

– Не знаешь, она все еще в Майами, с этим своим португальцем? – наседала на нее Кимберли.

– Совершенно не в курсе, – растерянность Оливии нарастала.

Но гут Кимберли отвлеклась. Взгляд ее скользнул куда-то вбок: она кого-то заметила и принялась судорожно охорашиваться, укладывая свои груди так, чтобы они лежали в разрезе топика, будто на блюде перед рекламной съемкой. Оливия обернулась в ту сторону и обнаружила, что смотрит прямо в глаза приближающемуся к ним Пьеру Феррамо.

Он выглядел как типичный голливудский продюсер: поляроидные очки, джинсы, что-то вроде морского кителя, а под ним – майка, белее белого. Вслед за Феррамо, как адъютанты, с двух сторон, шли двое темноволосых суетливых парнишек, пытавшихся внести хоть какой-то порядок и осмысленность в беспрестанное роение все прибывающих и прибывающих претенденток на роли в фильме. Не обращая внимания на всю эту суету, Феррамо направился прямиком к Оливии.

24